Великая Княгиня Елисавета Феодоровна родилась 20 октября 1864 года, была родной внучкой Английской Королевы Виктории. По крови женской линии Великая Княгиня происходила от Царственного Рода Рюриковичей...

Судьба святой Княгини Елизаветы Федоровны неповторимым образом соединяет в себе судьбы России, Германии и Англии. Пожалуй, она представляет собой один их величайших женских образов рубежа ХIХ и ХХ столетий. Эта женщина не только сумела примирить друг с другом глубокие различия, но и свести воедино противоположности. «Родившись немецкой Принцессой с большой долей арглийской крови, она была воспитана в английскийх традициях и на английском языке. Но, несмотря на это, она – как почти все иностранки, ставшие супругами членов Императорской Фамилии и даже нашими Царицами, рождавшими и воспитывавшими наших будущих Царей, - быстро научилась всему, духовно важному для того, чтобы стать истинно русским человеком. Рассматривая ее жизнь у нас в России, неизбежно приходишь к выводу, что ее внутреннее перерождение было истинным, а не только внешним или поверхностным», - таково суждение протопресвитера Александра Киселева.    
   
 Морис Палеолог, служивший французским послом в Санкт-Петербурге в начале века, был совершенно очарован необыкновенной харизмой этой женщины. Будучи крайне критичным наблюдателем петербургского общества, он записывает в своем дневнике: «Высокая, стройная, со светлыми, невинными, глубоко посаженными глазами, с нежным ртом, мягкими чертами лица, прямым и тонким носом, с чистыми правильными линиями, с очаровательным ритмом в походке и движениях. Ее речь выдает изящный дух, естественный и серьезный склад ума». Великий Князь Константин Константинович Романов посвятил Елизавете Феодоровне стихотворение:

 
Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно, под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих очах таится глубина;
Как ангел ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть на земле ничто
средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту.
И всякий, увидав тебя,
прославит Бога,
Создавшего такую красоту!
К. Р. 1884 год. 

И прежде всего Елизавета Федоровна оказалась убежденной и убедительной христианкой. Это побудило соприкасавшихся с ней различных современников еще при жизни называть ее святой. Так, один англиканский епископ говорил о Великой Княгине как «самой любимой женщине не только во всей Москве, но, пожалуй, и по всей России». Затем он почти пророчески продолжает: «Когда-нибудь ее имя обязательно будут произносить, предваряя словами «святая» ». Социальное служение, неразрывно связанное с именем Елизаветы Федоровны, вне всякого сомнения, является одним из прекраснейших плодов русской православной традиции. И это оправдано те более, что оно было исполнено духом экуменического великодушия.

Путь Елизаветы в Православную Церковь

Когда 1 ноября 1864 года у будущего Великого Герцога Людвига IV Гессенского, Прирейнского (1837-1892) родилась дочь, при крещении по лютеранскому обряду она бвла названа Елизаветой Александрой Луизой Алисой. Ее матерью была Алиса Великобританская и Ирландская (1843-1878), дочь Английской Королевы Виктории (1819-1901). Имя Елизавета было, вне сомнения, избрано в память о прародительнице и «домашней святой» семьи – святой Елизавете Тюрингской (1207-1231).

 
Тесные родственные и еще более близкие духовные отношения с Англией имели определяющее значение для молодой Гессенской Принцессы: будучи формально дочерью одного из германских Владетельных Домов, Елизавета ощущала себя все же скорее англичанкой. Это английское влияние еще более усилилось после ранней кончины матери. Королева Виктория с присущей ей категоричность стала значительно больше, чем ранее, влиять на воспитание девочки. Тем не менее Елизавета сохранила свой твердый характер и сама избрала себе мужа: не наследного Великого Герцога Фридриха Баденского или Принца Карла Шведского, которым отдавала предпочтение Королева Виктория, а пятого сына Российского Императора Александра II, великого Князя Сергея Александровича (1857-1905).

Это был брак по любви, который не так уж часто встречался в правящих домах того времени. Он был заключен вопреки воле именно английских ролственников. 15 июня 1884 года состоялась свадьба. После православного бракосочетания в дворцовой церкви в Санкт-Петербурге свадебный кортеж направился в Александровский зал Зимнего дворца, где три пастора совершили евангелическо-люьеранское благословение брака. Для Царствующей Фамилии действовал принцип, согласно которому ее члены должны были принадлежать Русской Православной Церкви. Для остальных же членов Императорского Дома порядок был другим. Германские Принцессы, выходившие замуж за русских Князей, при желании могли сохранить свою лютеранскую веру. Великая Княгиня Елизавета Федоровна так и поступила.

Однако глубокая религиозность Елизаветы, многими замеченная, несколькими годами позже направила ее по иному пути. Уже в первые годы своего пребывания в России Елизавета, регулярно посещая евангелические богослужения, одновременно глубоко изучала литергические и духовные традиции Православия. Возможно, интерес к Православию у Великой Княгини был в какой-то степени связан с ее любовью к богатой литургической жизни Церкви Англии. Эта любовь пробудилась в ней во время пребывания Елизаветы в Великобритании. Правда, в первые годы ей порой было нелегко привыкнуть к бытовавшему в России православному народному блыгочестию, к его порой спонтанным проявлениям, так резко отличавшимися от лютеранских пониманиий о богопочитании. Но постепенно она стала все больше и больше ценить православную духовность своей новой родины, «нередко сопоставляя ее с духовной бедностью выхолощенного протестантизма» - по выражению одного из ее русских биографов. Решающим толчком к окончательному обращению Елизаветы Федоровны в Православие послужило паломничество во Святую Землю, предпринятое ею вместе с супругом через четыре года после свадьбы, в связи с освящением русского храма святой Марии Магдалины на Масличной горе в Иерусалиме. Особенно волнующими были переживания, испытанные Великой Княгиней в Иерусалиме. Она писала брату в Дармштадт: «Ты не можешь себе представить, какое глубокое впечатление получаешь, входя в Святой Гроб, и как радостно видеть все эти места, где жил и которые исходил наш Господь». Участие в многочисленных православных богослужениях во Святой Земле усилило у Великой Княгини ее внутреннюю тягу к Православию.

В письмах к близким Елизавета Федоровна пыталась объяснить созревшие после этой поездки решение принять Православие и подтвердить его искренность. Она боялась огорчить семью. Так, она пишет своему отцу: «Дорогой папа, мне хотелось бы сообщить тебе кое-что и попросить твоего багословения. Когда в последний раз ты был у нас, ты явно заметил, с каким почитанием я отношусь к здешней религии. Вот уже более полутора лет я раздумываю, читаю и молю Бога указать мне путь истины, и сейчас я пришла к выводу, что только в этой религии я смогу найти такую настоящую и сильную веру, с которой следует веровать в Бога, чтобы стать добрым христианином. Как просто было бы оставить все как есть, но как это было бы лицемерно и лживо. Мне пришлось бы лгать всем, во всем быть напоказ протестанткой, в то время как душа моя в действительности тянется к здешней религии. Я часто глубоко задумывалась над всем этим, поскольку я ведь живу в этой стране уже более шести лет, я знаю, что «нашла» религию. Я знаю, мне предстоит пережить много мучительных моментов, ибо не все поймут этот шаг».

Опасения оправдались. Реакция отца была очень резкой. В своем письме он заявил, что не видит необходимости в перемене веры. Братья и сестры также отнеслись к решению Елизаветы Федоровны отриательно. Брат упрекал ее в легкомыслии, думая, что ее привлекла лишь внешняя «мишура» Православной Церкви. На это Великая Княгиня ответила: «Ты называешь меня легкомысленной и утверждаешь, будто меня очаровал лишь внешний блеск Церкви. В этом ты не прав. Меня не прельщает ни одно из внешних проявлений, меня притягивает к себе не богослужение, а основы веры. Ведь внешние проявления существуют лишь для того, чтобы напомнить нам о вещах внутренних».

В следующем письме к отцу она сообщает, что для принятия ее в Православную Церковь не потребуется нового Крещения. Ей предстоит лишь Миропомазание, ибо, будучи протестанткой, она не получила его при евангелическом Крещении. Одновременно она уверяет отца, что будет всегда с любовью помнить о своей первой Церкви. Только английские родственники с пониманием отнеслись к решению Елизаветы Федоровны. Возможно, это объяснялось тем, что Английская Церковь стремилась к установлению более тесных отношений с Православием. Имея богатый духовный опыт и обряд, Церковь Англии, несомненно, была значительно ближе православной духовности, чем германский протестантизм, отличавшийся в то время рационализмом. По крайней мере английская Королева в одном из своих писем прокоментировала шаг своей внучки такими словами: «Самое главное, чтобы ты при этом чувствовала себя лучше».    
  Елизавета старалась раскрыть своим близким внутренние мотивы своего шага. Так, в одном из последующих писем своему отцу она обещает послать ему перевод текста обряда присоединения к Православию и еще раз подчеркивает, что речь идет не о повторном Крещении. Ей предстоит произнести Символ веры, затем она получит благословение и Миропомазание, должна будет почеловать крест и Евангелие и, наконец, подойдет к Пирчастию. Если она сама не захочет, от нее не потребуют даже исповеди. В Лазареву субботу 1891 года произошло принятие Елизаветы в лоно Православной Церкви по вышеописанному обряду. Великая Княгия сохранила данное ей при лютеранском Крещении имя Елизавета, получив, правда, новую небесную покровительницу – Елизавету, матерь Предтечи и Крестителя Иоанна. В честь совершившегося знаменательного события Император Александр III подарилсвоей невестке драгоценную икону – образ Спаса Нерукотворного. Елизавета Федровна горячо почитала илюбила эту икону всю свою жизнь.

Благочестие Елизаветы опиралось на исконные традиции Православной Церкви, поэтому она не только отвергала ложный мистицизм, вошедший в моду в аристократических и творческих кругах России, но и выступала против его проявлений при всякой возможности. Так, позднее она отказывалась принимать в сестричество тех кандидаток, которые рассказывали ей о каких-либо посещавших их видениях. Известно и ее резкое отрицательное отношение к Распутину. Елизавета Федоровна воспринимала свой переход в Православие как совершенствование своей веры. Она хорошо сознавала все то положительное, чему она смогла научиться в молодости от немецкого лютеранства и также в Церкви Англии.

Служение больным и беднякам

1905 год ста поворотным в жизни Елизаветы Федоровны. Террористом был убит ее супруг, служивший московским генерал-губернатором. Эта смерть глубоко потрясла ее. Следуя примеру святой Елизаветы Тюрингской, она приняла решение посвятить свою жизнь служению бедным, больным и умирающим. Зная традицию служения диаконис в германском протестантизме и в Церкви Англии, а также познакомившись в России с жизнью православных женских монастырей, Елизавета стала искать путь соединения протестанского социального служения и русской монастырской жизни. Как впоследствии пояснял ее брат: «С годами она заметила, что кроме монахинь, почти ни на что не пригодных, разве что для вышивания, в клиниках служили также и независимые сестры, но эти сестры отличались таким свободомыслием, которое отталкивало простых русских людей. Ей захотелось создать нечто среднее между монастырем и сестричеством. Ей нужно было изобрести такую форму служения, которая была бы приемлимой для русского религиохного духа. Результатом стало основание монастыря или обители Марфо-Мариинских сестер».  

Став вдовой, Великая Княгиня действительно сочла своим христианским долгом основать в России христианское сообщество нового образца его деятельность должна была состоять в первую очередь в активном социальном служении. Ей хотелось, чтобы новое сестричество стало как бы ответом на революционное движение, стоившее жизни ее мужу. Реакция Елизаветы явилась по словам настоятельницы ныне возродившейся Марфо-Мариинской обители, «ответом любви и веры на ненависть и фанатизм» тех лет.

После кончины Великого Князя Сергея Александровича Елизавета Федоровна по праву считалась одной из самых богатых Великих Княгинь России. Большую часть своего имущеста она использовала для создания обители. Остальное отошло в государственную казну и наследникам ее мужа. Себе княгиня, к удивлению ее родственников, не оставила ничего. Отказавшись даже от обручального кольца.

Открытию сестричества предшествовала большая подготовительная работа. Елизавета почещает различные социальные учреждения в Москве, изучает западных христианских авторов, занимавшихся разработкой духовных основ служения милосердия, таких как Винцент де Поль или Тереза Авильская. Великая Княгиня внимательно читает уставы организаций евангелических диаконис, а также англиканских и римско-католических сестричеств, занимавшихся благотворительностью. Она глубоко изучила жизнь диаконис из Кайзерсверта, одного французского римско-католического объединения, а также деятельность «малых сестер любви» в Лондоне. Не случайно английский дипломат сэр Самуэль Гоар, делясь впечатлением о Марфо-Мариинской обители, отметил, что она напомнила ему «англиканские сестричества».

Само название основанного Елизаветой Федоровной сестирчества указывало на сочетание социальной и духовной деятельности: его небесными покровительницами были избраны две сестры Лазаря – Марфа, «заботящаяся о многом», и Мария, знающая, что «одно только нужно» (Лк. 10. 41-42). По этому поводу архиепископ Анастасий заметил: «Уже само имя, которое Великая Княгиня дала сестричеству, бало весьма показательным: Марфо-Мариинская обитель. Это имя само по себе содержало свидетельство о его миссионерской направленности. Обители была уготована роль подобия дома Лазаря, который часто посещал Христос, будучи в Вифании. Сестры обители должны были соединить в себе высокий жребий Марии, внимающей бессмертному Слову жизни, и служение Марфы, видящей Христа в самом малом брате своем». Своеобразие обители бросалось в глаза уже по облачению сестер, отличавшемуся от обычной черной одежды русских православных монахинь и представлявшему собой нечто совершенно новое.

Помещения новой обители расположились на Большой Ордынке, в центре Москвы. Здесь великая княгиня приобрела сад с четырмя строениями. Кроме келий, довольно скоро здесь появились амбулатория, небольшая больница, богадельня, сиротский приют и маленькая гостинница, а также дом для духовенства. В амбулатории вели бесплатный прием больных более 30 врачей. В 1913 году здесь побывало более 11 000 пациентов. Аптека выдавала беднякам бесплатные медикаменты. Кухня для нуждающихся обеспечила в 1913 году около 140 000 человек бесплатной едой. Это социальное служение дополнялось курсами для обучения и переобучения молодых людей, воскресной школой и библиотекой.

Но сестры трудились не только у себя дома – они шли в город и посещали бедняков, больных и беспризорных детей. Тогдашний район Хитровки был центром городской бедноты и рассадник преступности. Именно туда и направлялись сестры. Кстати, и сама Елизавета Федоровна не боялась посещать этот район, пользовавшийся дурной славой. Когда полиция предупредила ее, что не может гарантировать ее безопасность, Великая Княгиня ответила, что жизнь ее в руках Божиих, а не в руках полиции. Особую заботу сестры проявляли по отношению к детям. Они беседовали с родителями, заботились о получении мест в интернатах и в образовательных учреждениях.

Деятельность Елизаветы Федоровны далеко не всем пришлась по вкусу. В первое время она натолкнулась на скептическое отношение даже у некоторых членов Святейшего Синода, который должен был одобрить проект нового сестричества. Тот факт, что идея основания нового сестричества исходила от Великой Княгини, бывшей к тому же родной сестрой императрицы, ни в коей мере не облегчал осуществление проекта. Некоторые епископы с трудом представляли себе, как столь претенциозные планы собиралась осуществить представительница Императорского Дома, да еще и недавно принявшая Православие иностранка. Возражения также вызывали планы Елизаветы по возрождению с помощью сестричества древнего церковного служения диаконис. Это намерение даже вызвало в ее адрес упрек в тайном протестантизме. Однако Великая Княгиня ссылалась на то, что, по свидетельству известного византиского канониста Вальсамона, в Константинополе в конце ХII века еще существовало и такое служение, и обряд посвящения в диаконисы. Этот обряд лишь незначительно отличался от поставления диаконов-мужчин, хотя посвящение (хиротесия) диаконис не было поставлением в священный сан.

Когда осенью 1911 года вопрос о возрождении чина диаконис в Марфо-Мариинской обители был поставлен на заседании Святейшего Синода, он вызвал бурную дискуссию в консервативных церковных кругах. При этом, как заметил один из биографов Елизаветы Федоровны, особенно старалсятогдашний Саратовский епископ Гермоген (1858-1918), который «без всякого на то основания обвинял (о чем позднее он сам очень сожалел) Великую Княгиню в протестантских тенденциях и умолял ее оставить эту свою идею». Гермогена поддержала группа духовенства, в частности, знаменитый иеромонах Илиодор (1880-1958), который был известен как яростный противник Распутина. Он писал: «Московский митрополит Владимир старается угодить великой княгине Елизавете Федоровне, которая намерена ввести в своей Марфо-Мариинской обители чин диаконис по протестанскому обряду. Члены Синода высказали свое одобрение. Сопротивление оказал один лишь Гермоген, приглашенный на зимнюю сессию заседаний Синода. Он потребовал от Синода, чтобы в этом вопросе он руководствовался не пожеланиями Елизаветы Федоровны, а лишь церковными канонами».

Для того, чтобы показать беспредметность обвинений Гермогена, а также подозрений, повсеместно распространявшихся в печати, иерархи Синода настаивали перед Елизаветой Федоровной на том, что вопрос о введении служения диаконис и их посвящения полномочен рассматривать тольео будущий Поместный Собор. Кроме того, Синод потребовал значительного изменения Устава сестричества, чтобы исключить из него даже намек на возможность посвящения диаконис. Именно эта новая формулировка Устава и была в конце концов поддержана Святейшим Синодом. В новом Уставе говорилось, что деятелность Марфо-Мариинской обители ставит перед «ставит перед собой цель, трудом сестер, а также иными возможными средствами, в соответсвии с духом истинного христианства, помогать больным и бедным и оказывать поддержку и утешение бедствующим и пребывающим в заботах и страдании».  
 
Чтобы подчеркнуть отличие сестер Марфо-Мариинской обители от обычных монахинь, они, по представлениям Святейшего Синода, должны были именоваться «крестовыми сестрами любви». Действительно, сестричество в своем Уставе делало значительно больший упор на выполнение социальных задач, чем это было обычно принято у монахинь православных женских монастырей. Тем не менее, нельзя упускать из виду и того, что Елизавета Федоровна рассматривала служение своих сестер как духовную миссию. Однажды она сказала по этому поводу: «Главная задача сестер должна, конечно же, заключаться в моральном и духовном окормлении. Несчастные люди, обитающие в так называемых трущобах, нуждаются в духовной помощи и значительно больше, чем другие». Поэтому настоятельница постоянно учила своих сестер предлагать смертельно больным и умирающим людям возможность для исповеди и Причастия. Наряду с социальной работой, большое место в жизни сестер занимало богослужение. И хотя настоятельница отказалась от совершения ночных молитв из-за большой нагрузки сестер, ежедневно в обители совершалась Божественная литургия, за которой молились все сестры, не занятые в этот момент трудами, читались утренние молитвы и совершались вечерние службы.

Когда епископ трифон освятил в 1909 году первый храм в обители, там, по временному Уставу, уже проживало 30 сестер. К началу Первой мировой войны в 1914 году, число насельниц обители составляло 97 сестер, а в 1918 году здесь уже проживало 105 сестер. Лишь немногие из них дали обет безбрачия. Жизнь подтвердила, насколько «актуальной» оказалась идея Елизаветы Федоровны давать обет безбрачия лишь на время. Сестры имели возможность покидать обитель и выходить замуж. В этом случае сестра получала от обители приданое и была хорошо обеспечена. Опережая время, Великая Княгиня смогла в своем сестричестве воплотить в жизнь столь специфическую форму общежития, как «монастырь на время» или то, что сегодня в Германии называется «диаконическим годом».

Мученическая кончина великой княгини Елизаветы и возрождение Марфо-Мариинской обители

Деятельность сестер Марфо-Мариинской обители производила впечатление на многих людей, которыет критически относились к Русской Православной Церкви. Но, конечно, большевики не пощадили сестричества. В 1917 году Елизавета Федоровна отказалась от предложения своих немецких родственников эмигрировть за границу. Она категорически заявила: «Я никому не причинила зла. Да сбудется воля Божия». В пасхальную неделю 1918 года она была арестована и вместе с двумя сестрами и многочисленными членами Императорской Семьи доставлена в небольшой уральский городок Алапаевск под Екатеринбургом. В ночь 5/18 июля 1918 года арестованные были зверски убиты. Их живьем сбросили в шахту старого рудника, где они мученически погибли. Один крестьянин сообщил, что из шахты долго были слышны церковные песнопения, которые пели умиравшие сестры. Подошедшие позднее войска белой армии извлекли трупы погибших из шахты и перевезли останки в Китай. Оттуда тело Елизаветы Федоровны позднее было доставлено в Палестину. Гроб был установлен в храме Марии Магдалины на Масличной горе – в той самой церкви, которая сыграла столь решающую роль в ее жизни. 

 
В 1918 году Русская Православная Церковь за границей причислила Елизавету Федоровну, вместе с другими мучениками комунистического режима, к лику святых, а в 1992 году Великая Княгиня, основательница Марфо-Мариинской обители, была включена в сонм святых также и ее родной Русской Церкви. Память о Великой Княгине сохраняется не только в России. В 1998 году ее скульптурное изображение было установленно в Вестминстерском аббатстве в Лондоне в числе других девяти христианских мучеников ХХ века.

После 1918 года оставшиеся в Москве сестры еще несколько лет под руководством княгиня Голицыной продолжали свою работу в больницах. Однако в 1928 году деятельность этой ранее столь цветущей обители была окончательно прекращена.

Жизнь Марфо-Мариинской обители возродилась только после падения коммунистического режима. В 1992 году, постановлением городской администрации Москвы, при деятельной поддержке мэра города Ю. М. Лужкова, вновь обретенные строения обители на Ордынке были переданы в распоряжение возрождавшегося Марфо-Мариинского сестричества. Правда, споры из-за земельного участка и зданий, расположенных в центральной части Москвы, продолжались и продолжаются до сих пор. Несмотря на это, в мае 1994 года первые сестры поселились в обители вместе со своей настоятельницей, бывшей журналисткой Марией Ивановной Крючковой, ныне монахиней Елизаветой. Благодаря ее энергии идеи Великой Княгини Елизаветы Федоровны возродились к новой жизни.

В 1995 году Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил официальное открытие обители. Тогда же был отгрыт приют для девочек-сирот на 10 человек.

Как до революции, так и сегодня сестры Марфо-Мариинской обители заняты большой социальной работой, которая теперь поставлена на профессионалный уровень.

В обители действует Учебный центр по медицинскому и фармацевтическому образованию, функционирующий на базе государственного медицинского колледжа. Задачей центра является воспитание у учащихся духовных качеств и способностей, позволяющих присвоить им высокое звание сестер милосердия, поэтому в колледже, помимо базовых медицинских предметов, преподаются также специальный курс «Духовные основы милосердия» и богословские дисциплины. Воспитанницы изучают церковное пение. Создан студенческий хор.

Подбирая кандидатов для обучения, сестры обители стараются прежде всего помочь получить образование тем православным девушкам, которые не имеют собственных средств для обучения. Студентки находятся на полном обеспечении обители (общежитие, питание, проезд на городском транспорте). В настоящий момент в колледже обучаются 45 студенток из различных епархий Русской Православной Церкви.

Образовательная деятельность обители расширяется по всей территории России, и не только. Обитель взаимодействует в подготовке и обучении сестер с сестричествами из Санкт-Петербурга, Владикавказа, Йошкар-Олы, Пятигорска, Чебоксар, Ростова-на-Дону, Наберехных Челнов, Шахт, Иванова. По просьбе соотечественников из Латвии обитель обучает сестер из Риги. Помимо сотрудничества с другими сестричествами, Марфо-Мариинская обитель открыла филиал в орле и планирует открыть филиалы в Твери и Екатеринбурге.

Обитель имеет свою патронажную службу, в которой занято 100 сестер. Они трудятся в госпиталях, домах для престарелых, посещают больных на дому, поддерживают умирающих, сохраняя при этом молитвенную память об учредительнице обители – святой благоверной Княгине Елизавете Федоровне. Как говорит настоятельница сестричества монахиня Елизавета: «Елизавета Федоровна, урожденная принцесса Гессенская и внучка Английской Королевы Виктории, которая от всей души любила Россию и мученически погибла от рук революционеров, ждет нашего покаяния».

иподиакон Николай Тон   http://pokrov.mrezha.net/ru/index.php